Ореол смерти [= Последняя жертва; Триумф смерти ] - Нора Робертс

— А он ведь здесь не живет постоянно…

— Значит, шибко богатый. — Бобру было достаточно этого объяснения. — Здесь у него пара ненадеванных костюмов. И ботинки новые есть. — Он наклонился и, взяв пару кожаных полуботинок, оглядел их со всех сторон. — Видно, только из магазина. Ни грязи, ни пыли, ни царапин.

— Увы, склонность к пижонству — еще не повод для обвинения. Черт возьми, Бобер, найдите мне хоть каплю крови!

— Пытаюсь. Нет, скорее всего выкинул он эти тряпки.

— А вы истинный оптимист, Бобер!

Ева пошла к изогнутому дугой полированному столу и начала рыться в ящиках. Дискеты надо взять с собой и просмотреть на компьютере. Вдруг повезет, и там найдется письмо к матери, где упоминается Меткальф? Или повезет еще больше, и там окажется тайный дневник с описанием убийств…

Где, черт возьми, он спрятал зонтик? И туфлю? Может, тем, кто ищет в Лос-Анджелесе или в Европе, повезло больше? Ей стало тошно при мысли о том, что придется обыскивать все гостиницы, где обитал Дэвид Анжелини.

И тут она увидела нож.

Как все просто! Стоило только открыть средний ящик письменного стола — и вот, пожалуйста! Тонкий, длинный, острый. Похож на старинный, с ручкой… Неужели настоящая слоновая кость?

Ева не разбиралась в антиквариате, но знала толк в вещественных доказательствах. И по длине, и по форме нож походил на то, что они искали.

— Так-так… — Она постаралась подавить ликование: нужно было еще доказать, что это тот самый нож. — Возможно, число «три» не было для него таким уж магическим.

— Он его сохранил? Вот придурок! — Бобер был явно разочарован. — Полный идиотизм!

— Посмотрите и снимите отпечатки пальцев, — велела Ева.

Бобер внимательно обследовал ручку ножа.

— Что-то есть, — пробормотал Бобер. — Какие-то волокна, но скорее всего — бумага. Остатки клея. — Он провел кисточкой со специальным порошком по рукоятке ножа. — Отпечатки пальцев есть. Теперь с другой стороны. А вот и кровь! Только совсем немного.

— Я сама отнесу его в лабораторию.

Ева упаковала нож в пластиковый пакет, подняла голову и встретилась взглядом с Марко Анжелини, смотревшим на нее тяжело и мрачно.

— Позвольте вас на минуту, лейтенант Даллас.

— Только на минуту.

— Я вас не задержу. — Он бросил взгляд на нож, который Ева тут же положила в сумку, и на Бобра. — Но мне хотелось бы поговорить с вами наедине.

— Хорошо. Скажите, пусть кто-нибудь придет сюда и завершит обыск, — велела она Бобру и вышла вслед за Анжелини.

Они поднялись по узкой лестнице, застланной ковром, в коридоре повернули направо и вошли в какую-то комнату — скорее всего это был кабинет Марко. Здесь находился полукруглый письменный стол, заставленный всевозможным оборудованием. Лучи полуденного солнца играли на хромированных поверхностях, отражались в до блеска натертом паркете.

Анжелини тут же опустил жалюзи, словно солнечные блики его раздражали. В комнате стало сумрачно.

Он подошел к встроенному в стену бару, налил в стакан бурбон со льдом, сделал глоток.

— Вы действительно считаете, что мой сын убил свою мать и еще двух женщин?

— Ваш сын был допрошен в связи с этими преступлениями, мистер Анжелини. Он — подозреваемый. Если вас что-то интересует, наведите справки у его адвокатов.

— Я говорил с ними. — Он снова отхлебнул виски. — Они уверены, что вам не удастся возбудить дело. Но сейчас меня интересует другое. Вы и вправду думаете, что он виновен?

— Мистер Анжелини, то, что я думаю, не имеет значения. Виновен он или нет, решит суд. Но если я выдвину против вашего сына обвинение в тройном убийстве, я сделаю это, имея доказательства.

Он посмотрел на ее сумку, где лежало одно из возможных доказательств.

— Я навел о вас справки, лейтенант Даллас.

— Неужели?

— По-моему, в данной ситуации это естественно. Должен сказать, что майор Уитни вас уважает. А я уважаю его. Моя бывшая жена восхищалась вашим упорством и трудолюбием, а она была очень умной женщиной. Говорила, что у вас мозги настоящего детектива. Стало быть, вы настоящий профессионал, лейтенант.

— Надеюсь, что это так.

— Но и профессионал способен совершать ошибки…

— Я стараюсь, чтобы их было как можно меньше.

— Думаю, вы согласны, что в вашем деле ошибка, даже незначительная, может причинить серьезный вред невинному человеку. — Он не сводил с нее глаз. — Вы нашли в комнате моего сына нож…

— Я не могу обсуждать это с вами!

— Он редко бывает здесь, — продолжал Анжелини, игнорируя ее протест. — Раза три-четыре в год. Предпочитает дом на Лонг-Айленде.

— Возможно, мистер Анжелини. Но в ночь, когда была убита Луиза Кирски, он приехал именно сюда. — Еве хотелось как можно скорее отправиться в лабораторию, она начала терять терпение. — Повторяю: я не имею права обсуждать с вами дело, которое…

— Которое, как вы уверены, близится к завершению? — перебил он. — Так вот, заявляю вам со всей определенностью: вы ошибаетесь, лейтенант. И задержали вы не того человека.

— Я понимаю вас, мистер Анжелини. Вы верите в невиновность своего сына…

— Не просто верю, лейтенант, я убежден в ней. Мой сын не убивал этих женщин. — Он сделал глубокий вздох, как пловец, готовящийся нырнуть. — Потому что их убил я.

Выбора у Евы не было. Ей пришлось увезти его в участок и допросить. Час спустя у нее было признание Марко Анжелини в убийстве трех женщин и невыносимая головная боль.

Он отказался от адвоката, отказался давать подробные показания. Когда Ева спрашивала его, зачем он это сделал, он смотрел ей в глаза и отвечал, что действовал импульсивно. Он был обижен на жену, его злило то, что она поддерживает интимные отношения с деловым партнером. Убил, потому что понимал, что ему ее не вернуть. А потом вошел во вкус.

Казалось, он долго репетировал свою речь, хотя Ева знала, что это чистейшая импровизация. Но она обязана была выслушать его до конца.

— Все это полная чепуха, — сказала она наконец. — Вы никого не убивали.

— Я утверждаю, что убивал, — возразил он с олимпийским спокойствием. — И у вас есть мое признание.

— Тогда повторите все снова. — Ева оперлась локтями о стол и наклонилась к Анжелини. — Почему вы назначили своей жене встречу в «Пяти лунах»?

— Хотел, чтобы это произошло подальше от дома. Я сказал ей, что у Рэнди проблемы. Она не знала, насколько все серьезно — с игрой, с долгами… А я знал. Она, естественно, пришла на встречу.

— И вы перерезали ей горло.

— Да. — Он чуть заметно побледнел. — Все случилось мгновенно.